Евгений Кушнарев

- Он ушел или его ушли… и его уже никто не заменит. То место, которое он занимал в украинской политике, место, которое излучало надежду, сегодня – зияющая, холодная пустота. Немой упрек всем политикам: зачем вам была нужна та охота?..

Василий, я знаю, что тебя связывали с Евгением Петровичем Кушнаревым очень хорошие, дружественные отношения. Расскажи об этом, начиная с того момента, как ты с ним познакомился.

- С Евгением Петровичем я познакомился в кабинете Премьер-министра Януковича в 2003 году. До того мы с ним встречались в Харьковской области, но то не было таким близким знакомством. Надо сказать, это был совсем другой человек, по сравнению с тем, с которым я с таким удовольствием работал в парламенте после выборов 2006 года. Тогда в 2003-ем, это был очень самоуверенный человек, человек, понимавший свою близость к Президенту Леониду Кучме, и с определенной долей скептицизма относившийся ко всем новым появляющимся молодым политикам, - мол, молодые, нарванные… У нас с ним был очень непростой контакт, очень непростое знакомство. Хотя, безусловно, чувствовалось, что это знакомство с очень и очень сильным человеком.

А потом Евгений Петрович очень изменился. Помнишь его выступление в Харькове во время переворота? Скажем честно: это уже был срыв, крик отчаяния. Мне кажется, на него принципиально повлияло заключение, когда оранжевые захватили власть, начали репрессии, и его арестовали. Когда он оказался в тюрьме, вот тогда с ним произошли изменения. Он стал там другим человеком. Он вышел из тюрьмы с другими глазами.

 И когда появляется такой человек – в силу рождения, в силу внутренней конституции и в силу чрезвычайно драматических обстоятельств, - все окружающие чувствуют, что он великий. Он способен быть в центре событий, катализировать процессы, сдвигать пласты, вершить преобразования. Евгений Петрович стал последовательным идеологом федерализма. Длительное время, возглавляя один из важнейших для Украины регионов, он очень глубоко чувствовал проблемы нашей региональной ментальной разницы: да, мы все украинцы, но все очень разные. И он отстаивал такую точку зрения: чем быстрее мы признаем, что мы разные, тем сильнее будет государство.

Мы с ним сошлись в парламенте, очень много общались, вместе подготовили проект «Закона о языках», Этот законопроект, уже после смерти Евгения Петровича, был отправлен в Совет Европы на экспертизу на соответствие его Региональной хартии о языках. И только сейчас получен ответ, что законопроект полностью соответствует всем международным, всем европейским стандартам. В этом с Евгением Петровичем у нас было полное взаимопонимание, что любой человек, живущий в Украине, в соответствии с Конституцией, не должен чувствовать ущемления его прав, не зависимо от того, на каком языке он говорит. Это европейская модель. Но она входит в диссонанс с пещерной идеей Ющенко: «Одна нация – один язык».

Да, ты прав, Иван, после смерти Евгения Петровича, все мы ощущаем его отсутствие, ниша никем не заполнена, да, наверное, и не сможет никто ее заполнить.

- Казалось бы, жил себе сильный влиятельный чиновник, потом – переворот, и вдруг, он – совсем другой человек, глыба.

- А  знаешь, что случилось? Он решил бороться до конца. Вот тогда, когда с политиком вдруг сто-то происходит, или когда в политику приходит такой человек, который готов ради убеждений бороться до конца, тогда рождается идеология, тогда рождается духовный лидер. Это с одной стороны – вызывает уважение и восхищение у сторонников и единомышленников, с другой стороны – отрицание и желчь у оппонентов.

- Да, вспоминаю, как оранжевые политики и журналисты топтались и поливали грязью уже мертвого Евгения Петровича, как они злорадствовали, приглашали всех бело-голубых на охоту…

- Это момент глубочайшего фарисейства, когда оранжевые говорят о демократии и правах человека, будучи при этом фашистами в сути своей, очень далекими от человеческого сострадания. Я себе представляю, каково было семье Евгения Петровича, когда после его смерти хлынул этот вал грязи. Участвовали многие, начиная от Тимошенко и Луценко, и заканчивая дешевыми «шестерками» оранжевого лагеря. Да все они не стоят и подметок на ботинках этого великого человека. Хотя бы в силу того, что тот боролся, и боролся до конца, за свои убеждения. А эти оранжевые твари приспосабливаются ради того, чтобы только прорваться к власти и воровать-воровать, при этом, как фиговым листом, прикрываясь разговорами о национальной идее.

• Союз Левых Сил