ГЛАВА1.

 

«Я НЕ ВТОРОЙ СОРТ…»

 

- Начать наши разговоры-интервью стоит, наверное, с детства. Именно там человек получает первые жизненные уроки, именно там начинается становление личности. Василий, кто были твои родители?

Мой отец – потомственный колхозник. Мать – из семьи интеллигентов. Дед по линии был очень известным химиком в СССР, Он был удостоен высоких государственных наград, премий. Но я его почти не помню. Когда он умер, я был еще маленький. Предполагаю, что моя склонность к точным наукам, вероятно, передалась мне по наследству от деда. У меня всегда было «отлично» по математике, физике, позже – по высшей математике, по ядерной физике.

- А литературу ты воспринимал, наверное, как занятие для девушек?

- Да. В детстве литературу я не воспринимал всерьез. Это потом уже позже, годы спустя, перечитать пришлось очень много.

- Но где-то в классе восьмом я вдруг начал писать.

- Рассказы?

- Да. И, что самое интересное, эти рассказы очень хорошо воспринимались. Мои работы занимали первые места на школьных конкурсах.

- И все же, серьезно меня занимали точные науки.

- Какие у тебя были оценки?

- В первом классе я был отличником.

- И как долго это длилось?

- Где-то до класса третьего. Потом перестал быть отличником, и началась очень бурная жизнь. Как говорится, имели место постоянные проблемы с поведением.

- Перестал вписываться в общественные рамки?

- Наверное, да. Дневник постоянно был красным. Так учителя жаловались на меня родителям. И здесь следует отдать должное моему отцу. Он гонял меня, как «сидорову козу».

- А где прошло твое детство?

Родился я в Донецкой области. Но своего тогдашнего пребывания там почти не помню. Мне было всего три месяца, когда родители переехали жить под Киев, в село Вышевичи. Это рядом с закрытой воинской частью, которая называлась Макаров-1. Почти все жители этого села устроились на работу в воинскую часть. Мои родители – очень простые люди. Мама работала лаборантом химводочистке. Отец был кочегаром. Именно там и прошло мое детство, вплоть до восемнадцати лет.

- Чем запомнились тебе школьные годы, помимо учебы? Были какие-то увлечения, какие-то интересные события?

- И ярких событий, и увлечений было более, чем достаточно. Очень рано начал играть в шахматы. Увлек меня ими отец. И уже где-то в третьем-четвертом классах я стал чемпионом гарнизона. Потом, когда соревнования проводились между воинскими гарнизонами, стал чемпионом Киевской области. Словом, «первый разряд» я выполнил еще в школе.

- Но, наверное, не это впечатление детства было самым ярким. Очень глубокий след в душе оставило ощущение бедности. Мои родители очень небогато жили. Просто так сложилась их жизнь. Если кто-то знает, как это ложиться спать голодным… Так вот, у нас бывало так, что родители очень часто ложились спать голодными, чтобы еды хватило мне и моей младшей сестре Алене. Это было тогда, когда мама очень сильно болела и много денег тратилось на ее лечение. Мой батя, ты его знаешь, он до невозможного честный человек. И когда другие могли где-то что-то украсть, он был, я бы даже сказал, параноидально честным. И вот такую честность родители воспитывали во мне очень серьезно. Когда-то, помню, когда учился в младших классах, украл у отца десять рублей. Он тогда мне так «всыпал», что я не мог подняться с постели. И это запомнилось на всю жизнь: чужое брать нельзя.

Знаешь, когда я сегодня анализирую свою прошлую жизнь, какие-то свои успехи в бизнесе, прихожу к выводу, что главной моей проблемой в детстве, одновременно и двигающей силой, которая не позволяет расслабиться, успокоиться, было, что в этой элитной воинской части, а таких важных военных объектов было всего два в Советском Союзе, сыны полковников, сын генерала, которые учились со мной в одной школе, воспринимали меня как человека второго сорта. Соответственно, ко мне было такое же отношение и не только со стороны учеников, но и учителей. А единственное, чем я мог гордиться, - это только честностью моего отца, но это…

- Не «котировалось»?

- Да. Но у меня была одна учительница, мой классный руководитель Светлана Васильевна Мунтян. Она, наверное, одна из очень немногих относилась ко мне с неким пониманием. Она всегда мне говорила: «Василий, я понимаю, что ты хочешь всем доказать, что ты неплохой, но ты, прежде всего, сам поверь в то, что ты неплохой. Из тебя просто делают плохого, потому что кто-то же должен быть плохим…»

К тому же, в детстве я был очень толстым. Меня все били, гоняли, не принимали в свою компанию. И вот для того, чтобы всем доказать, что я, как минимум, не хуже них, я начал заниматься боксом. Это было в седьмом классе. А в восьмом я уже понабивал морды всем, кому нужно набить.

В девятом классе меня уже никто не трогал. Но отношение ко мне как к человеку второго сорта, оно осталось, и там, в том селе, я чувствовал его всегда. И это мотивировало меня очень сильно, вплоть до недавнего времени. Сейчас уже совсем другие причины меня вдохновляют, совсем другие мотивы. Но в детстве и в юности – это было главным.  Всему миру хотелось доказать, что я не такой… что я не второй сорт. За собой иногда замечал: когда чего-то достигал, у меня возникало внутреннее желание – поехать в тот военный городок и сказать всем: вот я, все-таки, чего-то достиг!

В пионеры меня приняли последним. Потому что был не таким как надо. В комсомол тоже приняли одним из последних. Потом из комсомола выгнали… И уже только потом, когда захотел поступать в военное училище, в комсомоле пришлось восстановиться.

- А за что тебя выгнали из комсомола?

- Дело в том, что у меня батя, бывало, когда по телевидению шла единственная информационная программа «Время», и там ежедневно говорили про дорогого Леонида Ильича Брежнева, он постоянно выдавал пару Матюков в адрес Леонида Ильича. А я все те разговоры «мотал себе на ус». И как-то несколько раз в школе я имел неосторожность повторить за отцом все то, что он говорил перед телевизором. Меня, конечно же, с разу, вызвали… Был там у нас такой майор Плюснин, он в политчасти отвечал за работу с комсомольской молодежью. Он меня вызывает и говорит: ты, мол, ничего не понимаешь… «Я-то,- говорю,- все понимаю, к тому же, все люди так говорят». «Ты, - говорит,- клевещешь на социалистический строй». Потом он меня предупредил: «Если не перестанешь потякать, мы тебя в течение 24 часов вместе с семьей из воинской части выживем! Меня это задело. А у меня был приемник «ВЭФ», с помощью которого я слушал «вражеские голоса». И вот однажды с этим приемником иду под политотдел, части сажусь в скверике напротив окна начальника, вокруг меня собираются мужики, и я им громко включаю приемник. Радио «Свобода» передает о нарушении прав человека в Советском Союзе, о том, что в Москве кому-то там не позволяют уехать за границу…

Конечно же, эта выходка не осталась незамеченной. Сразу же вызвали батю и сказали ему, что у меня серьезные проблемы. Дали указание – на протяжении 24 часов всей семьей убраться из военного городка. Тогда и бате, и маме, и мне очень пришлось очень просить командира части, чтобы он отменил свое решение. С того времени на меня нацепили ярлык – «неблагонадежный». Сказали, что я не знаю и не разделяю какие-то там нюансы. А директор школы, как сейчас помню, выдал следующее: «У Волги даже походка, как у фашиста». С большим трудом я потом добился, чтобы мне написали положительные характеристика для вступления в военное училище.

- Этим, наверное, яркие впечатления детства не исчерпываются?

- Конечно, нет.

- Тогда рассказывай еще.

- Расскажу еще одну историю. Это случилось, когда я учился в девятом классе. Был у нас физик Виктор Константинович. Рост – 2 метра 07 сантиметров. Вес – больше 150 килограммов. Человек очень большой и очень сильный. Не знаю, как там он получил тот диплом, но знал он физику, скажем так немного хуже меня. Из-за этого у нас постоянно были конфликты. Он сделает какую-то ошибку, а я его тут же исправлю. Ну, и он решил доказать мне, что я не прав. И вот однажды на уроке он проговорил какую-то свою очередную глупость, я ему возразил, сказал что так не может быть. Он меня выгнал. Я вышел из класса в коридор, а там – стол для шахмат, с такими большими деревянными фигурами. Сел я на тот стол, взял две фигуры, сижу и постукиваю ими. Думал о чем-то своем и даже не допускал мысли, что постукивание слышно в кабинете. Я даже не заметил, как этот физик вышел из другой двери, зашел сзади, взял шахматного короля – как даст мне им по голове. Я едва не потерял сознание, перед глазами побежали розовые круги. Все, что помню: подымаюсь, а физик уже повернулся ко мне спиной, я как ввалил ему той же фигурой. Он как стоял, так и рухнул. А я взял портфель и пошел в больницу.

На следующий день меня, конечно же, вызывают к директору. Стоит там этот физик, чуть не в два раза выше меня, и рассказывает директору, как я его избил.

- И чем закончилась эта история?

- Одноклассники подтвердили, что он меня ударил первым, и таким образом эту проблему замяли. Потом интересно было, как этот физик принимал у меня экзамен. На это событие специально пришел директор школы. В билете, как обычно, два вопроса и одно практическое задание. Ответил на вопросы и решил задачу на «отлично». Но тогда физик сказал директору: «Не думайте, что Волга знает физику, я вам сейчас это докажу» И начал задавать дополнительные вопросы. Пришлось ответить на девятнадцать вопросов: я стоял и загибал пальцы. Потом был двадцатый вопрос. Меня это уже задело, и я сказал: «Вы знаете, а не стану больше отвечать…» Тогда физик сказал директору: «Вот видите!» И поставил мне четверку. На этом наш конфликт был исчерпан.

- Что еще было интересного в школе?

- Я очень любил девушек. Но эта любовь всегда была неразделенной. Девушки любили кого? Тех, кто ходил в джинсах, у кого были кроссовки, магнитофон. У меня же никогда всего этого не было. Так что любил я их тайно.

-Интересно, а как тогда, в школьном возрасте, представлялось тебе твое будущее?

- В воинской части, где я тогда жил с родителями, все было поставлено на то, что, мол, у офицеров – голубая кровь, белая кость… А мне тогда очень хотелось вырваться из этого круга, в котором меня считали не тем, кем я был. И потому я захотел стать офицером, генералом или адмиралом. И решил пойти на флот.

Вот это желание реванша я заметил за собой еще когда начал заниматься спортом. Если, например, кто-то лучше меня играл в шахматы, не успокаивался до тех пор, пока не начинал у того человека выигрывать. Если, к примеру, приходил в спортзал на тренировку по боксу и там был кто-то, кто лучше меня бился, не успокаивался до тех пор, пока этого человека не «наказывал». Я и сейчас, как только представляется возможность, стремлюсь бывать в спортзале. Но у меня и сегодня не получается заниматься спортом, как говорят для здоровья. Как только вижу, что кто-то берет вес больше, чем я, пока не возьму вес еще больше, не успокоюсь.

Я очень рано пошел работать. Мне было тогда лет четырнадцать. Есть такое село Била Крыныця. Там был стеклозавод, и он изготавливал разные банки, бутылки для молока. Завод был достаточно мощный, и обеспечивал своей продукцией почти всю Украину. Я работал на этом заводе, причем, там где взрослые мужики работать не могли, просто не выдерживали тех условий. Это был горячий цех. Детям работать там было категорически запрещено. Это, конечно же, было нарушением закона о труде, но все же директор завода меня туда допустил. Более того, в этом тяжелом для здоровья цеху я попал в место самое тяжелое. Оно под такой большущей ванной, в которой стекло варится. Горячие отходы из этой ванны отводятся, и эта раскаленная масса сливается в подвал. Там она остывает. Ты берешь лом или же, бывало кирпичину, разбиваешь ту еще не совсем остывшую массу на мелкие части, загружаешь в вагонетку и этот груз выталкиваешь наверх. Постоянная температура там – плюс восемьдесят градусов. Было так жарко, все вокруг было так раскалено, что невозможно, было взяться рукой за перила, когда спускаешься в тот подвал. Как в сауне. Работать там можно было максимум пятнадцать минут в час. И при этом из тебя выходит очень много солей. После пятнадцатиминутного пребывания там необходимо было выпить несколько литров газированной воды

с разведенной в ней солью. И тогда как-то там соляной баланс восстанавливается. Вот так я и работал. Конечно же, немножко зарабатывал. Хоть мне и платили в два раза меньше, чем платили бы взрослому человеку, мне хватало. За месяц зарабатывал, например, 15-170 рублей. Это была существенная помощь для семейного бюджета. Да и себя не оставлял в обиде. Старенький приемник «ВЭФ», из-за которого имел проблемы, заменил на другой, новый который «вражеские голоса» принимал более совершенно.

Но при этом на руках у меня были сплошные мозоли. Сначала я их просто срывал. Потом они уже так сильно огрубили, что уже даже когда перестал там работать, они сходили еще несколько лет. Но мозоли от лома – это еще полбеды. Хуже было, когда разгружал соду. Она поступала на завод в мешках по пятьдесят килограммов.

И ты, четырнадцатилетний пацан, берешь этот мешок в руки и переносишь. А мешки дырявые, сода из них сыплется. А ты вспотевший, мокрый, сода попадает на кожу, разъедает. На руках были просто дыры.

- Как жилось тебе в коллективе этого завода?

- В той бригаде грузчиков работали мужики с прошлым. Кто-то пять лет отсидел, кто-то больше. Был среди них лидер – Петя Пискун. Так вот он из своих сорока пяти лет больше тридцати отсидел в тюрьме. Он выходил на волю всегда на очень короткий срок. Потом кому-то побил морду или кого-то подрезал – и его снова сажали в тюрьму. И вот я работал в такой компании. Узнал там, что такое игра «Охотник и тигр».

-Расскажи.

- Это когда парни получают заработную плату, сбрасываются по 5-10 рублей, покупают ведро самогона – затевают эту игру. Я, как самый молодой, всегда был за рефери. Сижу на этом столе, черпаю кружкой самогон и даю каждому из них. Они выпивают по полной кружке и потом ходят вокруг стола. Я говорю: «Охотник идет!» И они тут же, мгновенно прячутся под стол. И так до тех пор, пока под столом не останутся все. А кто-то один выдерживает. Но при этом все напивались до такого беспамятства, что никто ничего не помнил. И моим заданием было: на следующий день объявить победителя и отдать ему деньги. Часто бывало, я имел проблемы потому что говорил, что выиграл этот, а мне кто-то обиженный бил морду за то, что считал победителем себя.

- Эта работа и это общение, наверное, были хорошей школой?

- Да, это была серьезная школа. Когда мама приехала на тот завод посмотреть, где и как я работаю, она с такими горькими слезами меня оттуда забрала. И тогда, кстати, я сказал себе: «Надо учиться, надо сделать все для того, чтобы руками больше никогда не работать».

- Это, конечно, очень важно, когда еще в детстве человек получает такие важные уроки и начинает понимать, что стремясь к успеху, рассчитывать стоит лишь только на себя самого, и что никто в этой жизни тебе ничего не должен.

- Да. Надо сказать, что уже тогда я научился ценить минимум кмфорта.

- Что значит «минимум комфорта» лично для тебя?

- Когда есть чашка горячего чая, а если еще и кусок хлеба с маслом, а если масла нет, то просто намоченный и посыпанный сахаром хлеб, - когда это есть, то все в норме. Ничего страшного не происходит. Это уже тот плацдарм, с которого уже можно подняться.