- В то время ты уже был женат?

- Да, я женился на  третьем курсе.

- Так вот. От нас требовалось всего лишь пересказывать партийные учебники. Размышления не поощрялись. И как только случился вот этот инцидент с рефератом, сразу же разразился грандиозный скандал. В политотделе меня обзывают аморальным типом, обвиняют в том, что я поддерживаю отношения с диссидентом и прозрачно намекают на то, что мне место в училище. Так вот, когда все это заварилось, сам для себя решил – такие унижения терпеть нельзя, стоит написать Горбачеву, такому хорошему, такому демократичному и такому популярному… Тогда я был убежден, что всенародный любимец не знает, что творится в регионах, что творится «в низах» И я сажусь вместе со своим однокурсником и другом Андреем Шлычковым, сегодня он работает вместе со мной, и мы вместе пишем письмо Горбачеву. Написали и бросили в почтовый ящик на территории военного училища. На следующий день нас вызывают в «особый отдел» училища. И мне письмо предъявляют. «Ты что, хочешь очернить честь нашего флота? Будем выгонять тебя на хрен!..» Я себе говорю: «Ну, хорошо…» Сажусь и в тот же день пишу еще одно письмо Горбачеву. Выхожу за территорию училища и бросаю его на этот раз уже в городской почтовый ящик. На следующий день меня снова вызывают в «особый отдел» и снова предъявляют мое, уже второе письмо. Меня тогда посадили на гауптвахту, и, когда я оттуда вышел, то убедился, что меня действительно собираются отчислить.

И тут происходит одна очень интересная история. Как часто в моей жизни проведение само решало за меня. Иногда, казалось, обычный случай определял мою судьбу. Вот и на этот раз. Я психологически уже был готов к отчислению. И тут, вдруг, случай. Тетка моей жены, Мартынова Раисе Ивановне, работала в столичной гостинице «Киев» обычной кастеляншей на одном из этажей. А тогда Командующий Черноморским флотом адмирал Хронополо был народным депутатом Украины, и когда он приезжал в Киев на сессию, всегда останавливался в гостинице «Киев». И, надо же такому случиться, его номер был именно на том этаже, где тетя рая работала кастеляншей. А тетя Рая, она человек очень коммуникабельный, и она адмиралу Хронополо постоянно гладила брюки. А он ей – то коробку конфет подарит, то бутылку «Шампанского». И в то время, когда меня готовили к исключению, шла очередная сессия Верховной Рады, и Хронополо снова остановился в гостинице «Киев». Тетя Рая очередной приготовила ему чайку, погладила брюки. И, вдруг, Хронополо говорят: «Раиса Ивановна, что я могу для вас сделать хорошего?» «Да ничего не надо,», - говорит тетя Рая. «И все таки,» - настаивает Хронополо. «знаете, - говорит тетя Рая, - в Севастополе в военном училище учится мой племянник, передайте ему, пожалуйста привет». «Ну, это самое малое. что я могу сделать,» - заверил ее адмирал.

… И вот я вышел из гауптвахты. С утра, после зарядки, построение. Вдруг прибегает командир роты: «Волга, быстро у Плитиню.» Бегу. Ну, думаю, началось. Сразу  же докладываю: Товарищ капитан первого ранга, курсант Волга по вашему приказанию прибыл!»

«Ну. Что ты, говорит, -  Волга, ну не всегда же должны быть такие отношения. Давай сядем, поговорим.» Чувствую, что-то не то. Наверное, думаю, уже подписали приказ об отчислении и хотят хоть как-то загладить ситуацию Тем временем Плитинь так панибратски кладет мне руку на плече. Думаю: что-то здесь не то… «Ну, Волга, ну, надо иногда объясняться, ведь, жизнь очень сложная штука. В жизни бывает всякое. Ну, и, в конце-концов у нас не очень плохое к тебе отношение. Да, ты активный, прогрессивный – это сейчас приветствуется. Критика в адрес начальства – это очень даже хорошо». Чувствую, что он хочет мне что-то сказать, но не может, Думаю, куда он клонит? «Ладно, Волга, после завтрака тебя вызывает к себе начальник училища контр-адмирал Коротков». На том мне Плитинь и отпустил, дружески похлопав по плечу.

Завтрак. Как только он закончился, прибегает ко мне дежурный по училищу: «Волга, вас срочно к начальнику училища! А начальник училища Коротков совершенно соответствовал свой фамилии – ростом был 1 метр 50 сантиметров вместе с фуражкой. Зато сидел он в просторнейшем кабинете. И был очень злой. Захожу в кабинет, как и положено, строевым шагом. Докладываю: «Курсант Волга по вашему приказанию прибыл!» И снова слышу примерно то же, что и от Плитиня: «Ну, Волга, зачем же такие формальности?!» Снова начинаю думать: что-то здесь не так. И тут Коротков говорит мне открытым текстом: «Волга, я не буду разводить дипломатию, скажите мне, пожалуйста кем вам приходится адмирал флота Хронополо?» Я начинаю судорожно соображать:, ага, значит кто-то каким-то образом сумел выйти на Хронополо. Чувствую, что надо идти ва-банк. И говорю Короткову: «Да, вы знаете, Хронополо когда-то с моим отцом вместе служили на китайской границе». Не знаю даже, зачем я это ему сказал. Не знаю, какое отношение мог иметь Хронополо к китайской границе, моряк к пограничным войскам. Тем не менее, я это сказал. И настолько убедительно, что Коротков тут же продолжил: «Ну вот, я же знаю, что в жизни Хронополо был период, когда он там служил. Ну, что же вы, Волга, надо же было сразу об этом сказать. У нас бы не было никаких недоразумений». Потом говорит: «Адмирал Хронополо передал вам привет. Мы, конечно, ему сказали, что у вас все великолепно. Вы же прекрасно учитесь. Ну, были какие-то там нюансы, моменты недопонимания, так, ведь это только от того, что у нас не было времени поговорить.»

После этого прихожу в казарму, рассказываю все ребятам. Они, конечно же, ржут, за животы держаться. И вот на этой идее, что, мол, у меня есть «лапа», я потянул до конца последнего курса. Интересно, что сразу же после этой истории мне вручили грамоту по линии комсомола, объявили благодарность по службе. Более того. Меня избрали руководителем альтернативного комитета комсомола.

- И руководство все это нормально восприняло?

- Так они же сами все это придумали. Шла перестройка. «Нас надо критиковать, - говорило начальство. – Так пускай этим занимается Волга». Правда, этого либерализма хватило до моего первого выступления с трибуны. Тогда альтернативный комитет комсомола немедленно свернули. На том все и закончилось.

- Как выглядели твои перспективы по окончанию учебы в училище?

- Перспективы у меня были очень неплохие. Я бы мог получить хорошее назначение и очень хорошо служить, но, опять-таки, случилось неприятность. На пятом курсе меня собирались направить в распоряжение Командующего Северным флотом. А случилось вот что. Словом, так получилось, что я подрался там с одним парнем и, сам того желая. Сломал ему челюсть. А командир нашего курса капитан третьего ранга Штальтовный меня просто ненавидел.

- За что?

- За «позвоночное право». Это от него я тогда впервые услышал про «позвоночных,» то есть о тех, у кого все решается телефонным звонком. И он несколько раз допекал меня тем, что, мол, я такой же. «Некоторые «позвоночные…» - говорил он. Штальтовный был очень интересным человеком. Он мне по-своему даже нравился, несмотря, на то. Что он меня постоянно наказывал, один за другим давал «наряды вне очереди». Но он был человеком мыслящим. И вот, когда со мной случилась эта неприятность, что я сломал курсанту челюсть, с какой радостью Штальтовный сказал мне: «Волга, выбирай – трибунал или Гремиха. И Хронополо не поможет!

Это было в конце пятого курса. Все мы уже защитили дипломы и ждали распределения.

Гремиха была самым тяжелым местом службы?

- О, в свое время это была самая страшная царская ссылка. Это Кольский полуостров. Добраться туда можно только на теплоходе. Причем, плыть надо целые сутки. Непроходимая тундра. Место очень страшное климатически. Там встречаются две стихии – Гольфстрим и холодное арктическое течение. Постоянно страшные вьюги. Привычен ветер 25 м/с. При это женщины по улицам ходить просто не могут. Сумасшедший ветер их просто сносит. Когда я там служил, наш маленький ребенок не выходил на улицу совсем. И что самое интересное, когда я уже с флота уволился, и наша семья уехала из Гремихи, сын еще на протяжении целого года панически боялся выходить на улицу. Там, в Гремихе, все ходили, держась за натянутые канаты. Началась перестройка – канаты украли…

Так вот, именно через тот трагический случай со сломанной челюстью загремел я в Гремиху

- Романтика к тому времени, наверное, уже прошла. А какие внутренние мотивы двигали тогда тобой?

- Знаешь, я был увлечен, я бы сказал, неким гусарством. Вдохновлял уже сам факт того, что ты офицер, По большому счету в военной службе мне нравилось все, кроме того, что любой идиот (особенно, когда ты видишь, что это действительно идиот) при желании может сделать идиота из тебя самого. Хотя, в принципе, я понимал: если ты этого терпеть не можешь, то должен уйти из армии, потому что в таком случае, ты не военный… Но мне нравилось все – корабли, сама служба. Случилось так, что мы просто влюбились в ту Гремиху, и, когда мы оттуда уезжали, жена просто рыдала. Ты знаешь, на Севере есть нечто такое, во что люди влюбляются – и очень сильно. Когда мы потом переехали в Киев, мы еще несколько лет постоянно вспоминали Гремиху.

Знаешь, люди которые постоянно пребывают в экстремальных условиях, они совсем другие. Ты влюбляешься в тех людей и в ту атмосферу, которая их окружает. И ты уже чувствуешь себя богатым, если у тебя есть бутылка спирта и две банки тушенки.

- Ты сказал, что семья у тебя появилась, когда ты был на третьем курсе. Как сочеталась твоя семейная жизнь с военной учебой? Где ты и твоя семья жили? Вы снимали квартиру?

- Мы снимали «времянку» С северной стороны Севастопольской бухты. Причем это снимание «времянок» длилось до конца учебы. Наступает сезон, когда люди приезжают на отдых, а они за проживание дают гораздо больше денег, чем могли дать мы, вот нам предлагают найти себе другое жилье. Зимой было, конечно, холодно. Маленькая комнатка. Печку растопишь – жарко, утром проснешься – холодно. В то время у нас уже был ребенок. Еще какое-то время я жил в казарме. Потом, уже на пятом курсе, бывало, отпускали домой на ночь. Тогда уже немного изменились времена и разрешалось даже увольнение в гражданской одежде.

Тяжело было. Одновременно и интересно, что становление семья происходило в таких, близких к экстремальным условиях.